(ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ) - Игорь Афанасьев

Когда пришла очередь Фила залазить в громыхающую консервную банку Ми-4, он невольно поежился и попытался представить себе, как может подобное сооружение взлететь в воздух. Вертолет, однако, на удивление легко поднялся над крышами города и уже через несколько минут понесся над странным тюменским ландшафтом. Под пузом железного голубя блестели под солнцем рваные пятна воды, торчали сухие столбы высохшего леса, и лишь временами проскакивала зелень тайги. Затем стали попадаться огромные черные металлические трубы, из верхушек которых поднимались столбы огня и дыма. В конце концов, Филиппу удалось докричаться сквозь дикий грохот двигателя до всезнающего Валерки, и тот ответственно проорал в ответ, что это сжигается попутный газ.

Почему нужно сжигать попутный газ, Филипп понять не мог, но решил эту информацию получить не в таком адском грохоте. Тут под ними засверкала солнечными огромная река, и Фил понял, что они летят над одной из великих рек Сибири, над Обью.

Нефтеюганск оказался городом, со всех сторон окруженным водой. Река Юганка вытекала из одной точки Оби и возвращалась в материнские объятия через полсотни километров, за которые она успевала оббежать вокруг приличного куска суши, в географии определяемого как остров.

Бетонная трасса, ведущая от аэропорта, плавно перешла в главную и единственную в городе улицу имени Ленина и уперлась в «морской порт». Все остальные кварталы Нефтеюганска были просто разбиты на номера, и тому было свое объяснение: основной контингент живущих и работающих в этом городе привык запоминать свой лагерный номер и номер барака, и руководители города решили, очевидно, что не стоит наносить людям травму и менять устоявшиеся привычки.

Командиры отрядов строго предупредили бойцов о сложной обстановке в ночном Нефтеюганске и категорически запретили по вечерам выходить за пределы студенческого городка, построенного квартирьерами.

Студенческое поселение представляло из себя шесть бараков, примыкавших друг к другу, и двух кухонь-столовых. Соорудили эту композицию на одном углу улицы Ленина, а на другом углу стояло пригожее здание городского кафетерия, самого центрового места столицы комариного острова. Пока куховары разбирались в технике приготовления пищи для всей оравы, самые шустрые и голодные строители коммунизма уже сидели за столиком в кафе, куда не пускали в ватниках и поромасленных куртках, и где еду посетителям подавала официантка.

Фил попал за один столик с тремя другими бойцами и стремился не отстать от шуток и острот по адресу их нового местожительства. Он пощипывал струны неразлучной семиструнки и мурлыкал переделку блатного шлягера:

На Дерибасовской закрылася пивная,В Тюмень уехала компания блатная,Но где же девочки: Маруся, Роза, Рая?Куда их спрятал Васька Шмаровоз?

Официантка, выросшая перед их столиком, вежливо улыбнулась и спросила:

— Щи будем, мальчики?

Филипп не сразу сообразил, что поразило его в ее внешности — то ли огненные рыжие волосы, то ли черты лица, удивительно напоминавшие ему кого-то очень знакомого, то ли изумрудные глаза, обрамленные чистой белой кожей лица.

Соседи по столику стали выкобениваться и выяснять, что такое «щи» и с чем «это» едят. Тряхнув медными кучерями, официантка отвернулась от балаболов и демостративно занялась столиком соседним.

Один из спутников Филиппа поднял большой палец вверх и тихо сказал:

— Не знаю как быть с кислым супчиком, но эту золотую рыбку я бы скушал на ужин!

Боюсь, старый, — подхватил тему Филипп, — что тут хватит на нее рыбаков с большими крючками!

— А ты не бойся, чернявый! — резко обернулась медноголовая к их столику. — Рыбке нужно что? Чтобы червячок был живенький! — Филипп почувствовал, что его лицо покрылось краской в тон ее волос. — Ты приходи сегодня к закрытию, в восемь вечера, только не опаздывай, и гитару не забудь! — она протянула карандашик в сторону первого ловеласа и добавила:

— А для тебя у меня русалочка припасена, понял?

Официантка отвернулась от столика, и как ни в чем не бывало продолжила принимать заказы, словно и не было ничего сказано секундой раньше. На протяжении всего обеда она больше не проявляла к этому столу никакого интереса, но один раз Филипп поймал ее насмешливый и внимательный взгляд.

Вся вторая половина дня прошла в работе по заселению казармы и бесконечных подначках со стороны «товарищей по кирке и лопате». Заключали пари на то, выживут ли юные донжуаны, если рискнут пойти на назначенную встречу, рекомендовали воспользоваться дополнительным презервативом отечественного производства, сквозь который не проникала даже пуля от воздушного пистолета, не говоря уже о гонококке, о котором тоже не рекомендовали забывать. Тема настолько охватила ряды гусаров, что отказ идти на свидание был приравнен к отказу от дуэли.

Где-то внутри у Филиппа прошуршала мышка совести, но на кону была честь мужика, и ровно в восемь часов Филипп с секундантом был на точке, надеясь, в глубине души, что никто их там не встретит и ситуация решится сама собой.

Однако, его надеждам не суждено было сбыться: рыжая выскочила из бокового выхода по расписанию, да не одна, а с обещанной подружкой. Она сразу подхватила под руку Филиппа и скомандовала стройной раскосой татарке в форме стюардессы:

— Джамиля! Держи своего крепче, чтобы болотом не ушел!

Стюардесса и секундант смущенно посмотрели друг на друга и двинулись вслед за властной командиршей по тропинке, которая огибала студенческую зону и вела к невысоким вагончикам на рельсах, выстроившихся в цепочку на другом конце болота.

На первой сотне метров Филипп узнал, что девушки тоже сомневались в их обязательности, что идут они к Юльке в балок, что балок — это и есть домик на рельсах, что ей, Юльке, уже двадцать шесть лет, что сегодня будут пельмени; что в прошлом году студенты приехали раньше и погода была лучше, что баржа с водкой в этом году опоздала на две недели, и в парфюмерном отделе универмага нефтянники выпили весь одеколон, и даже французские духи.

Джамиля, в отличие от Юльки, молчала, словно набрала в рот воды, и Филипп все время оглядывался на своего сотоварища, пытаясь подзадорить его.

Маленькая комната бревенчатого домика была чисто убрана. У единственного окна стоял большой стол, к столу плотно примыкал потертый диванчик. Стульев не было, и сидеть можно было только на проваленных подушках мебельного ветерана. Комната была явно мала для четверых, но Юлька вмиг накрыла стол, протискиваясь между коленок рассевшихся гостей.

Не успела она закончить сервировку и налить по первой, как в двери балка протиснулась широкоскулая очкастая физиономия.

— Юляш, — запела бабенка, возрастом чуть постарше, — гляжу, у тебя гости, никак?

— Никак! — стукнула бутылкой по столу Юлька. — Ты, Шурка, хоть раз можешь своим носом сало не учуять?

— Ой, како, сало, — втиснулась в помещение дородная Шурка, от которой разило водкой за версту, — гляди, каких дохликов нагрёбла!

Она бесцеремонно провела рукой по Филипповому носу, и вдруг птицей взлетела на стол и зорала дурным голосом, выбивая такт каблуками:

— У моего малышаНет в кармане ни шиша!Но зато, как поглядишь,Там где нужно-толстый шиш! Эх-ха…

Закончила сольный номер она так же неожиданно, как и начала.

— Наливай, Юляш, да я пойду! Незваный гость — хуже татарина, — тяжело и грустно вздохнула Шурка. — Господи, за что ты нам дал долю бабскую?

Хозяйка поспешила выполнить просьбу гостьи, и пять стаканов встретились над столом в едином порыве.

Филипп краем глаза увидел и отметил про себя, как спокойно выпила стакан водки шумная Шурка, и сделал первый глоток.

Синхронно с ним глотнул из стакана и его боевой товарищ. Они оба задохнулись и закашлялись, а Юля схватила чайник с водой и заругалась на Шурку:

— У, ты, чума! Я из-за тебя парней-то не предупредила, что спирта налила!

Ругалась она как бы искренне, но в глубине ее зрачков мелькали хитрые искорки, и это не пропустил мимо своего внимания Филипп.

Незваная гостья поспешила ретироваться, а Юлька стала усиленно потчевать бригаду гостей пельменями и пирогами.

Первый тост оказался решающим во многих отношениях. Товарищ Филиппа «поплыл» прямо на глазах, но на его счастье и Джамиля сразу посоловела.

Филиппа, как всегда, выручала гитара. Он уже знал эту особенность — когда он начинал петь, хмель улетучивался в неизвестном направлении.

Юлька пила в меру, да и Филу старалась добавлять в стакан понемногу. Все его песни были для нее вновь, она слушала их с удовольствием, а особо ей понравилось ироничное «Танго преферанс».

Где-то там, на юге, под лазурным небомЖдут меня друзья и шулера.Я, признаюсь, не живу единым хлебом,Жизнь моя — азартная игра!Три карты, три карты, три карты —Вы стали судьбою моей!Я ставлю на «чирву» в азарте,Хожу осторожно, с «бубей»…И так — до последнего вскрика,И даже к могилке моейПридет бесполезная «пика»С набором солидных «трефей».Мне вегда, везде, в любое время года,Кажется видение одно:Новая, волшебная, крапленая колодаИ Фортуна рядом пьет вино!Где-то там, на юге, закипают страсти,Сделан ход — у каждого свой шанс!Господи, прости! Игра — мое несчастье,Господи, пошли мне преферанс!Три карты, три карты, три карты —Вы стали судьбою моей!Я ставлю на «чирву» в азарте,Хожу осторожно, с «бубей».И так — до последнего вскрика,И даже к могилке моейПридет бесполезная «пика»И туз, будь он проклят, «трефей»…

Вдоволь насытившись ритмами танго, хозяйка праздника заказала русские романсы, и Фил спел их столько, сколько помнил наизусть.